Форумы Центра Аура Руса

Новости из мира и интернета => Культура, искусство, наука и спорт => Тема начата: Александр Н-Р. от 10 Сентября, 2014, 15:54:44

Название: Значимые события
Отправлено: Александр Н-Р. от 10 Сентября, 2014, 15:54:44
Прошел очередной День рождения одного из моих любимых писателей, которого почти всего прочел еще в детстве - Льва Николаевича Толстого!

9 сентября 2014, 20:26 (мск) | Культура
День рождения великого русского писателя Льва Николаевича Толстого


Сегодня исполнилось ровно 186 лет со дня рожденя Льва Николаевича Толстого – великого русского писателя и мыслителя, которого широко почитают во всем мире.
(http://www.factroom.ru/wp-content/uploads/2011/09/117.jpg)

Творчество Льва Толстого, признанного ещё при жизни главой русской литературы, ознаменовало новый этап в развитии русского и мирового реализма, став своеобразным мостом между традициями классического романа XIX века и литературой XX века.
Наиболее известны такие произведения Толстого, как романы «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», автобиографическая трилогия «Детство», «Отрочество», «Юность», повести «Казаки», «Смерть Ивана Ильича», «Хаджи-Мурат», цикл очерков «Севастопольские рассказы», драмы «Живой труп» и «Власть тьмы».


Название: Re: Значимые события
Отправлено: Лида от 10 Сентября, 2014, 19:48:32
              Совсем недавно прочитала письмо Толстого, отрывок которого решила разместить на форуме.                       Из  письма Толстого  Векиловой Е.Е., 1909г. март, Ясная поляна.
              «Для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия. Так что если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе. И всякий предпочтет магометанство с признанием одного догмата единого Бога и его пророка, вместо того сложного и непонятного богословия – троицы, искупления, таинств, богородицы, святых и их изображений и сложных богослужений».

Название: Re: Значимые события
Отправлено: Александр Н-Р. от 10 Сентября, 2014, 22:50:55
Для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия.

Как известно, Толстой какое-то время учил арабский язык и хотел написать книгу о пророке Мухаммеде! :)
Название: Re: Значимые события
Отправлено: Евгений от 11 Сентября, 2014, 00:55:55
А мне нравится вот этот текст...заставил задуматься...
РАЗРУШЕНИЕ АДА И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЕГО
Л.Н.ТОЛСТОЙ
Легенда
Эту легенду Л.Н.Толстой услышал от сказителя былин олонецкого крестьянина
В.П.Щеголенка
  I
Это было  в то время,  когда Христос открывал людям свое учение. Учение это  было так ясно, и следование ему  было так легко и  так очевидно  избавляло людей от зла,  что нельзя было  не принять  его, и ничто не могло удержать его распространения по всему свету.  И Вельзевул, отец и  повелитель  всех дьяволов, был встревожен. Он  ясно  видел,  что власть его над людьми  кончится  навсегда,  если  только Христос не отречется от своей проповеди. Он был встревожен,  но не  унывал и подстрекал покорных  ему фарисеев и  книжников как  можно сильнее оскорблять  и мучить Христа, а ученикам Христа сове товал бежать  и оставить его одного.  Он надеялся, что  приговор к  позорной казни, поругание, оставление его всеми учениками и, нако нец, самые страдания и казнь сделают то, что  Христос отречется от  своего учения. А отречение уничтожит и всю силу учения. Дело решалось на кресте. И  когда  Христос  возгласил:  "Боже  мой, боже  мой, для чего ты меня оставил  ?", Вельзевул возликовал. Он  схватил приготовленные для  Христа оковы и, надев их себе  на ноги,  прилаживал их так,  чтобы они не могли быть расторгнуты,  когда будут одеты на Христа.
Но вдруг  с креста раздались  слова: "Отче, прости им, ибо не  знают, что делают", и вслед за  тем  Христос  возгласил:  "Сверши лось!" и испустил дух.
Вельзевул понял, что все для него пропало. Он  хотел снять со  своих ног оковы  и  бежать, но не смог  сдвинуться  с места. Оковы  скипелись на нем и держали его ноги. Он хотел подняться  на крыль ях,  но  не мог расправить их.  И  Вельзевул видел, как Христос  в  светлом сиянии остановился во  вратах  ада, видел, как грешники от  Адама до  Иуды вышли из ада,  видел, как разбежались  все дьяволы,  видел, как самые стены ада беззвучно распались на  все четыре сто роны. Он не мог  более  переносить этого и, пронзительно завизжав,  провалился сквозь треснувший пол ада в преисподнюю.  
II
Прошло 100 лет, 200, 300 лет. Вельзевул не считал времени. Он  лежал неподвижно  в черном мраке и  мертвой тишине, и  старался не  думать о том, что было, и все-таки думал и бессильно ненавидел ви новника своей погибели.
Но вдруг, он не помнил  и не знал, сколько лет прошло с тех  пор, он услышал над  собой  звуки, похожие на топот ног,  стоны,  крики, скрежет зубовный. Вельзевул приподнял голову и стал прислушиваться. В то, чтобы ад мог восстановиться после победы Христа, Вельзе вул не мог верить, а между тем топот, стоны, крики и скрежет зубов  становились все яснее и яснее.
Вельзевул поднял туловище, подобрал под себя  мохнатые, с от росшими когтями ноги (оковы, к удивлению его, сами собой соскочили  с них) и, затрепав свободно раскрывшимися  крыльями, засвистал тем  призывным свистом, которым он в  прежние  времена  призывал к себе  своих слуг и помощников.
Не успел он перевести дыхание,  как  над  головой его развер злось отверстие, блеснул красный огонь,  и  толпа  дьяволов,  давя  друг друга, высыпалась из отверстия  в  преисподнюю  и, как вороны  вокруг падали, расселись кругом Вельзевула.
Дьяволы были большие  и  маленькие, и  толстые  и худые, и  с  длинными короткими хвостами,  и с острыми, прямыми и кривыми рогами.  Один из дьяволов,  в накинутой на плече пелеринке, весь голый  и глянцевито-черный, с круглым безбородым, безусым  лицом и огром ным отвисшим животом, сидел на корточках перед самым лицом Вельзевула и,  то закатывая, то  опять выкатывая свои огненные глаза, не  переставая улыбаться,  равномерно  из  стороны в сторону помахивал  длинным, тонким хвостом.  
III
- Что значит этот шум? сказал Вельзевул, указывая наверх.  Что там?
- Все то же, что было всегда, отвечал  глянцевитый дьявол в  пелеринке.
- Да разве есть грешники? спросил Вельзевул.
- Много, отвечал глянцевитый.
- А как же учение того,  кого  я не хочу называть?  спросил  Вельзевул.
- Дьявол в пелеринке оскалился, так что  открылись его острые  зубы, и между всеми дьяволами послышался сдерживающийся хохот.
- Учение это не  мешает  нам. Они не верят  в  него, сказал  дьявол в пелеринке.
- Да ведь учение это явно  спасает  их от нас, и он  засвидетельствовал его своею смертью, сказал Вельзевул.
- Я переделал его, сказал дьявол в пелеринке, быстро трепля  хвостом по полу.
- Как переделал?
- Так переделал, что люди верят не в его учение, а в мое, ко торое они называют его именем.
- Как ты сделал это? спросил Вельзевул.
- Сделалось это само собой. Я только помогал.
- Расскажи коротко, сказал Вельзевул.
Дьявол в пелеринке, опустив голову, помолчал,  как бы сообра жая, не торопясь, а потом начал рассказывать:
- Когда случилось то страшное дело, что  ад  был  разрушен  и  отец и повелитель наш удалился от нас, сказал он, я пошел в те  места, где проповедовалось  то самое учение, которое чуть не погубило нас. Мне хотелось увидать, как живут люди, исполняющие его. И  я увидал, что люди, живущие по этому учению, были совершенно счастливы и недоступны нам. Они не сердились друг на друга,  не предавались женской прелести и  или  не женились, или, женившись, имели  одну жену, не имели имущества,  все  считали  общим достоянием, не  защищались силою от нападавших и платили добром за зло. И жизнь их  была так хороша, что другие люди все более и более  привлекались к  ним. Увидав это, я подумал, что все пропало, и хотел  уже уходить.  Но тут случилось обстоятельство, само  по  себе  ничтожное, но оно  мне показалось заслуживающим внимания, и я остался. Случилось то, что между  этими  людьми одни считали, что надо  всем обрезываться и  не надо есть идоложертвенное, а другие счита ли, что этого не нужно и что можно не обрезываться и есть все. И я  стал внушать и тем и другим, что разногласие это очень важно и что  ни той, ни другой стороне никак не надо уступать, так как дело касается служения богу. И они поверили мне, и  споры ожесточились. И  те, и другие стали сердиться друг на друга, и тогда я стал внушать  и тем,  и другим, что  они могут доказать истинность своего Учения  чудесами. Как  ни очевидно было,  что чудеса не могут доказать иcтинности учения, им так хотелось  быть  правыми,  что они поверили  мне, и я устроил им чудеса. Устроить это было не трудно. Они всему  верили, что подтверждало их желание быть одними в истине.
Одни говорили, что  на них сошли огненные языки, другие гово рили, что они видели самого умершего учителя и  многое другое. Они  выдумывали то, чего никогда не было, и лгали во имя того, кто наз вал нас лжецами, не хуже нас, сами не замечая этого. Одни говорили  про других: ваши чудеса не настоящие наши настоящие, а  те гово рили про этих: нет, ваши не настоящие, наши настоящие.
Дело шло  хорошо, но я боялся, как бы  они не увидели слишком  очевидного обмана, и тогда я выдумал церковь. И когда они поверили  в церковь,  я успокоился: я понял, что мы  спасены и ад восстанов лен.  
IV
- Что такое церковь? строго спросил  Вельзевул, не хотевший  верить тому, чтобы слуги его были умнее его.
- А церковь это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им  не верят, они всегда,  ссылаясь  на бога, говорят: "ей-богу правда  то, что я говорю". Это,  собственно,  и есть церковь, но только  с  тою особенностью,  что  люди, признавшие себя церковью, уверяются,  что они уже не могут заблуждаться, и потому, какую бы они глупость  ни сказали, уже не могут от нее отречься. Делается же церковь так:  люди уверяют себя и других, что учитель их, бог, во  избежание то го, чтобы  открытый им людям  закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни они или те,  кому они передадут  эту власть, могут правильно толковать  его  учение.  Так что люди,  считающие себя церковью, считают, что они в истине  не потому, что  то, что  они проповедуют, есть истина,  а потому, что  они считают  себя едиными  законными  преемниками учеников учеников учеников и,  наконец учеников  самого учителя бога.  Хотя в этом приеме было то  же неудобство, как и в чудесах, а именно то, что люди могли утвер ждать каждый  про себя, что  они члены единой истинной церкви (что  всегда и  бывало), но выгода этого приема та,  что, как скоро люди  сказали про себя, что они церковь, и на этом утверждении построили свое  учение, то они уже не  могут отречься  от того, что  они  сказали, как бы нелепо ни было сказанное и чтобы не  говорили другие люди.
- Но отчего же церкви  перетолковали  учение в нашу пользу?  сказал Вельзевул.
- А сделали это они потому, продолжил дьявол в пелеринке,  что, признав себя едиными толкователями закона  бога  и  убедив  в  этом других, люди  эти сделались высшими вершителями судеб людей и  потому получили высшую власть над ними.  Получив  же  эту  власть,  они, естественно, возгордились и большей частью развратились и тем  вызвали против  себя негодование и вражду  людей. Для борьбы  же с  своими врагами они, не  имея  другого орудия, кроме насилия, стали  гнать, казнить, жечь всех тех, кто не признавал их власти. Так что  они самым своим  положением  были поставлены в необходимость пере толковывать учение в таком смысле, чтобы оно оправдывало и их дур ную жизнь, и те  жестокости,  которые они употребляли против своих  врагов. Они так и сделали.  
V
Но ведь  учение было так  просто и ясно сказал Вельзевул,  все еще не желая верить тому,  чтобы слуги его сделали то, чего он  не догадался сделать, что нельзя было перетолковать его. "Поступай с  другим, как хочешь, чтобы поступали с  тобой". Как же перетолковать это?
- А на это  они, по моему совету, употребляли самые различные  способы, сказал дьявол в пелеринке. У людей есть сказка о том,  как добрый волшебник, спасая  человека  от злого, превращает его в  зернышко пшена и как злой волшебник, превратившись в петуха, готов  уже было склевать это зернышко, но  добрый  волшебник  высыпал  на  зернышко меру  зерен. И злой волшебник не мог  съесть всех зерен и  не мог найти то, какое ему было нужно. То же сделали и они, по мо ему совету, с учением того, кто  учил, что весь закон в том, чтобы  делать другому то, что хочешь, чтобы делали тебе. Они признали священным изложением закона бога  49  книг  и  в  этих книгах признали всякое слово произведением бога святого духа. Они высыпали на простую, понятную  истину  такую  кучу  мнимых  священных истин, что стало невозможно ни принять их  все, ни найти  в них ту, которая одна нужна людям. Это их первый способ. Второй способ, который они употребляли с успехом более тысячи  лет, состоит в том, что они просто убивают, сжигают всех  тех, кто  хочет открыть истину. Теперь этот способ уже выходит из употребления, но они не бросают его и, хотя не сжигают уже людей, пытающих ся открыть истину, но клевещут на них, так отравляют им жизнь, что  только очень редкие решаются обличать их. Это второй способ. Третий же способ  в том, что, признавая себя церковью, следовательно, непогрешимыми, они  прямо учат, когда им это нужно, противоположному тому, что сказано в писании, предоставляя своим ученикам самим, как они хотят и умеют выпутываться из этих противоречий. Так,  например, сказано в  писании: "один учитель у вас Христос, и  отцом себе не называйте никого  на земле,  ибо один у  вас  отец, который на небесах, и не называйтесь наставником, ибо один у  вас наставник Христос",  а они говорят: "мы одни отцы и  мы одни  наставники людей". Или  сказано:  "если хочешь молиться, то молись  один в тайне, и бог услышит тебя", а они учат, что надо молиться в  храмах всем вместе, под песни и музыку. Или сказано в писании: "не  клянитесь никак", а они учат, что всем надо  клясться в беспрекос ловном повиновении властям, чего  бы  ни требовали эти власти. Или  сказано: "не убий", а они учат, что можно и должно убивать на войне и по суду. Или еще  сказано: "учение мое дух и жизнь, питайтесь  им, как хлебом". А они учат тому, что если положить  кусочки хлеба  в вино и сказать над этими кусочками известные слова, то  хлеб делается телом, а вино кровью, и что есть этот хлеб и пить это ви но очень полезно  для  спасения души. Люди верят  в  это и усердно  едят эту  похлебку и потом, попадая  к нам, очень  удивляются, что  похлебка эта не помогла им, закончил дьявол в пелеринке, закатил  глаза и осклабился до самых ушей.
- Это очень хорошо, сказал Вельзевул  и  улыбнулся.  И  все  дьяволы разразились громким хохотом.  
VI
- Неужели у вас по-старому блудники, грабители, убийцы? уже  весело спросил Вельзевул.
Дьяволы,  тоже  развеселившись,  заговорили все вдруг,  желая  высказаться перед Вельзевулом.
- Не по-старому, а больше, чем прежде, кричал один.
- Блудники не помещаются в прежних отделениях,  визжал дру гой.
- Губители теперешние злее прежних, выкрикивал третий.
- Не наготовимся топлива для убийц, ревел четвертый.
Не говорите  все вдруг. А пусть  отвечает тот, кого  я буду  спрашивать. Кто заведует блудом, выходи и расскажи, как ты делаешь  это теперь с учениками того, кто запретил переменять жен и сказал,  что не должно глядеть на женщин с похотью. Кто заведует блудом?
- Я, отвечал, подползая  на  заду ближе к Вельзевулу, бурый  женоподобный  дьявол  с обрюзгшим лицом и слюнявым, не  переставая  жующим ртом.
Дьявол этот выполз вперед из  ряда  других,  сел на корточки,  склонил набок голову и, просунув между ног хвост  с кисточкой, на чал, помахивая им, певучим голосом говорить так:
- Делаем мы это по старому приему,  употребленному тобой, нашим отцом и повелителем, еще в раю и предавшему в нашу власть весь  род человеческий, и по  новому  церковному способу. По новому церковному способу мы делаем так: мы  уверяем  людей,  что  настоящий  брак состоит не в том, в чем он действительно состоит,  в соедине нии мужчины  с женщиной, а в том, чтобы  нарядиться в самые лучшие  платья, пойти в большое устроенное для этого здание и там, надевши  на головы особенные, приготовленные для  этого  шапки,  под  звуки  разных песен обойти три раза вокруг столика. Мы внушаем людям, что  только это есть настоящий брак. И люди, уверившись  в этом, считают, что всякое вне этих условий соединение мужчины с женщиной есть  простое, ни к чему не обязывающее  удовольствие или удовлетворение  гигиенической потребности,  и потому не стесняясь, предаются этому  удовольствию.
Женоподобный дьявол склонил обрюзгшую голову на другую сторо ну и помолчал, как бы ожидая действия своих слов на Вельзевула. Вельзевул кивнул  головой  в  знак  одобрения, и женоподобный  дьявол продожал так:
- Этим способом, не оставляя при этом прежнего, употребленного в раю способа запрещенного плода и любопытства, продолжал он,  очевидно желая польстить  Вельзевулу,  мы достигаем самых лучших  успехов. Воображая себе,  что они могут устроить себе честный церковный брак и  после соединения со многими женщинами, люди переме няют сотни  жен и так при этом привыкают  к распутству, что делают  то же  и после церковного  брака. Если же им покажутся почему-либо  стеснительными некоторые  требования,  связанные  с этим церковным  браком, то они устраивают так,  что  совершается  второе  хождение  вокруг столика, первое же считается недействительным.
Женоподобный дьявол  замолчал и, утерв кончиком хвоста слюни,  наполнявшие ему рот, склонил на другой бок голову и молча уставил ся на Вельзевула.  
VII
- Просто и хорошо, сказал Вельзевул. Одобряю. Кто заведует грабителями ?
- Я, отвечал,  выступая,  крупный дьявол с большими кривыми  рогами, с усами, загнутыми кверху, и  огромными, криво приставлен ными лапами.
Дьявол этот, выползши, как и  прежде,  вперед  и  по-военному  обеими лапами оправляя усы, дожидался вопроса.
- Тот,  кто  разрушил ад, сказал Вельзевул,   учил  людей  жить, как птицы  небесные, и повелевал давать просящему и хотящему  взять рубашку отдавать кафтан, и сказал, что для того, чтобы спас тись, надо  раздать именье. Как же  вы вовлекаете в  грабеж людей,  которые слышали это ?
- А мы делаем это, сказал дьявол с усами, величественно от кидывая назд голову, точно так  же, как это делал наш отец и по велитель при избрании Саула на царство. Точно так же, как это было  внушено тогда, мы внушаем людям, что, вместо того, чтобы им перестать грабить друг друга, им выгоднее позволить грабить себя одному  человеку, предоставив ему власть надо всеми. Нового в нашем спосо бе только то, что для утверждения права грабежа этого одного чело века мы  ведем этого человека в  храм, надеваем на  него особенную  шапку, сажаем на высокое кресло, даем ему в руки палочку  и шарик,  мажем постным маслом и во имя бога и его сына  провозглашаем особу  этого помазанного маслом человека священною. Так  что грабеж, про изводимый этой особой,  считающейся  священной, уже ничем не может  быть ограничен. И священные особы, и их помощники, и помощники по мощников все, не переставая, спокойно и безопасно грабят народ. При этом  устанавливают  обыкновенно  такие законы и порядки,  при которых даже  без  помазания праздное меньшинство всегда может  безнаказанно грабить  трудящееся  большинство. Так что в последнее  время в некоторых государствах грабеж продолжается  и без помазанников так  же, как и там, где они есть. Как видит наш отец и пове литель, в сущности,  способ,  употребляемый нами, есть старый способ. Ново в нем только то, что мы сделали этот способ более общим,  более скрытым, более распространенным по пространству  и времени и  более прочным. Более общим мы сделали этот способ тем, что  люди прежде под чинялись по своей воле тому, кого избирали, мы же сделали так, что  они теперь независимо от  своего  желания подчиняются не тем, кого  избирают, а кому попало. Более скрытым мы сделали этот способ тем, что  теперь уже ограбливаемые, благодаря устройству податей особенных, косвенных, не  видят своих грабителей. Более распространен же  по  пространству этот способ тем, что  так называемые христианские народы, не довольствуясь грабежом своих, грабят под разными самыми странными предлогами, преимущественно под предлогом  распространения христианства, и все те чуждые им  народы, у которых есть что ограбить. По времени  же  новый  способ  этот  более распространен, чем  прежде, благодаря устройству займов, общественных и  государственных: ограбляются теперь не одни живущие, а и будущие поколения. Способ же этот более прочным мы сделали тем, что главные грабители считаются теперь особами священными,  и  люди  не  решаются  противодействовать им.  Стоит только главному грабителю успеть по мазаться маслом, и  уже  он может  спокойно  грабить того, кого  и  сколько он хочет. Так, одно время в России я, ради опыта, сажал на царство одну  за другою самых гнусных баб, глупых, безграмотных и распутных и не  имеющих, по их же законам, никаких прав. Последнюю,  же, не только  распутницу, но преступницу, убившую мужа и законного наследника. И  люди только потому, что она была помазана, не вырвали ей  ноздри и  не секли кнутом, как они  делали  это со всеми мужеубийцами, но  в  продолжении 30 лет рабски покорялись ей, предоставляя ей и ее бесчисленным любовникам грабить  не только их имущество, но и свободу  людей. Так что  в наше время  грабежи явные, т.е., отнятие силою кошелька, лошади, одежды,  составляют  едва ли одну миллионную часть  всех тех  грабежей законных, которые совершаются постоянно людьми,  имеющими возможность это делать. В наше  время грабежи безнаказанные, скрытые  и  вообще  готовность  к  грабежу установилась между  людьми такая, что главная цель жизни почти всех людей есть грабеж,  умеряемый только борьбою грабителей между собою.   
VIII
-Что ж, это хорошо, сказал Вельзевул. Но убийства  ? Кто  заведует убийством ?
- Я, отвечал, выступая из толпы,  красного, кровяного цвета  дьявол  с  торчащими изо рта клыками, острыми  рогами  и  поднятым  кверху толстым, неподвижным хвостом.
 
-Как же ты заставляешь быть убийцами учеников того, кто ска зал: "не воздавай  злом  за зло, люби врагов"?  Как  же ты делаешь  убийц из этих людей?
- Делаем  это  мы  и  по старому способу,  отвечал  красный  дьявол оглушающим, трещащим голосом, возбуждая  в людях корысть,  задор, ненависть, месть, гордость. И также по старому способу внушаем учителям людей, что лучшее средство отучить людей от убийства  состоит в том,  чтобы самим учителям публично убивать тех, которые  убили. Этот способ не столько дает нам убийц, сколько приготовляет  их для нас. Большее же количество давало и дает нам новое учение о  непогрешимости церкви, о  христианском  браке и о христианском равенстве. Учение о непогрешимости церкви давало нам в прежнее время са мое большое количество убийц. Люди, признавшие себя членами непогрешимой церкви,  считали, что позволить ложным толкователям учения  развращать людей есть  преступление,  и что поэтому убийство таких  людей есть угодное богу дело. И они убивали целые населения и казнили, жгли сотни тысяч людей. При этом смешно то, что  те, которые  казнили и жгли людей, начинавших понимать истинное учение, считали  этих  самых  опасных для вас людей вашими  слугами,  т.е. слугами  дьяволов. Сами же казнившие и  жегшие  на  кострах,  действительно  бывшие нашими покорными слугами, считали себя святыми исполнителя ми воли бога. Так это было в старину. В наше же время очень большое количество убийц  дает нам учение о  христианском браке и о равенстве. Учение  о браке дает нам,  во-первых, убийства супругов друг другом и матерями детей. Мужья и  жены убивают друг друга, когда им кажутся стеснительными некоторые  требования закона и обычая церковного брака. Матери же убивают детей большей частью  тогда,  когда соединения, от которых произошли  дети, не признаются браком. Такие убийства совершаются постоянно и  равномерно. Убийства же,  вызванные христианским учением о равенстве, со вершаются периодически,  но зато когда совершаются, то совершаются  в очень большом количестве.  По  учению этому людям внушается, что  они все равны перед законом.  Люди  же  ограбленные чувствуют, что  это неправда. Они видят,  что  равенство это перед законом состоит  только в том, что грабителям удобно продолжать грабить,  им же это  неудобно делать, и они возмущаются и нападают на своих грабителей.  И тогда начинаются взаимные убийства, которые дают нам сразу иногда десятки тысяч убийц.  
IX
- Но убийства на войне ? Как вы приводите к ним  учеников того, кто признал всех людей сынами одного отца и велел  любить врагов ?
Красный дьявол оскалился, выпустив изо рта струю огня и дыма,  и радостно ударил себя по спине толстым хвостом.
- Делаем мы так: мы внушаем каждому народу, что  он, этот на род, есть самый лучший из всех на свете. Deutschland Uber alles ("Германия превыше всего"), Франция,  Англия, Россия Uber alles, и что этому народу  (имярек) надо властвовать над всеми другими народами. А так как всем народам мы внушали то  же самое, то они, постоянно чувствуя  себя в опасности от  своих соседей, всегда готовятся к защите  и  озлобляются  друг  на  друга. А чем больше готовится к защите одна  сторона и озлобляется  за это на своих соседей, тем больше готовятся к защите все остальные и озлобляются друг на друга. Так что теперь все  люди, принявшие учение того, кто назвал нас убийцами, все  постоянно и преиму щественно заняты приготовлениями к убийству и самыми убийствами.   
X
- Что  ж,  это остроумно, сказал Вельзевул после  недолгого  молчания.  Но как же свободные от обмана  ученые люди не увидали  того, что церковь извратила учение, и не восстановили его ?
- А они не  могут этого сделать, самоуверенным голосом ска зал, выползая вперед, матово-черный дьявол в мантии, с плоским по катым лбом, безмускульными членами и оттопыренными большими ушами.
- Почему? строго спросил Вельзевул, недовольный самоуверен ным тоном дьявола в мантии.
- Не смущаясь окриком  Вельзевула,  дьявол в мантии не торопясь  покойно уселся не на корточки, как другие, а по-восточному, скрес тив безмускульные ноги, и начал говорить без запинки тихим, разме ренным голосом:
- Не могут они  делать этого, оттого что я постоянно отвлекаю  их внимание от того, что они могут и что им нужно знать, и направ ляю его на то, что им не нужно знать и чего они никогда не узнают.
- Как же ты сделал это?
 Делал и делаю  я различно по  времени, отвечал  дьявол  в  мантии. В старину я внушал людям, что самое важное для них это  знать подробности об отношении между собою лиц троицы, о происхождении Христа, об естествах его, о свойстве бога и т.п. И они много  и длинно рассуждали, доказывали, спорили и сердились.
И эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не  думали о  том, как им  жить. А не думая о том, как им жить, им не нужно было  знать того, что говорил им их учитель о жизни. Потом, когда они  уже так запутались в рассуждениях, что сами  перестали понимать  то, о чем  говорили, я внушал одним, что самое  важное для них это изучить  и разъяснить все то, что написал че ловек по имени Аристотель, живший тысячи лет тому  назад в Греции;  другим внушал, что самое важное для них это найти  такой камень,  посредством которого можно было бы делать золото, и такой эликсир,  который излечивал бы  от всех болезней и делал людей бессмертными.  И самые  умные и ученые из них все  свои умственные силы направили  на это.
Тем же, которые не  интересовались  этим, я внушал, что самое  важное это знать: Земля ли вертится вокруг Солнца или Солнце вокруг  Земли? И когда они узнали, что  Земля вертится, а не Солнце, и определили,  сколько  миллионов верст от Солнца до  Земли,  то  были  очень рады, и с тех пор еще усерднее изучают до сих пор расстояния  от звезд, хотя они знают, что  конца этим расстояниям нет и не мо жет быть, и что самое число  звезд бесконечно, и знать им это совсем не нужно. Кроме того, я внушил им еще  и то, что им очень нужно и важно  знать, как произошли все звери, все  червяки,  все  растения,  все  бесконечно малые животные. И хотя  им  это точно так же совсем  не  нужно знать, и  совершенно ясно, что узнать невозможно, потому что  животных так же бесконечно много, как и звезд, они на эти и подоб ные этим  исследования  явлений  материального мира направляют все  свои умственные силы и очень удивляются тому, что,  чем больше они  узнают того, что им не нужно знать, тем больше остается  не узнанного ими.  И хотя очевидно,  что, по мере их исследований, область  того, что  им удалось узнать  становится все шире и шире, предметы  исследования все сложнее  и сложнее и самые приобретаемые ими знания все неприложимее и неприложимее к жизни, это нисколько не смущает их, и они, вполне уверенные в важности своих занятий, продолжают исследовать, проповедовать, писать и печатать  и переводить с  одного языка на другой  все свои большей частью ни на что  непригодные  исследования,  а если изредка и пригодные,  то  на  потеху  меньшинству богатых или на ухудшение положения большинства бедных.
Для того же, чтобы они никогда уже не  догадались, что единое  нужное для них - это установление законов жизни, которое указано в  учении Христа,  я внушаю им,  что законов духовной жизни они знать  не могут и  что  всякое религиозное учение, в  том  числе и учение  Христа, есть заблуждение и суеверие,  и  что узнать о том, как  им  надо жить, они могут из придуманной мною для них науки, называемой  социологией,  состоящее  в изучении того, как различно дурно  жили  прежние люди. Так  что,  вместо того,  чтобы  им самим, по  учению  Христа постараться жить лучше, они думают, что им надо будет только изучить жизнь прежних людей, и что они из этого  изучения выведут общие законы жизни, и для того, чтобы жить хорошо, им надо бу дет только сообразоваться в своей  жизни  с  этими выдуманными ими  законами.
Для того же, чтобы еще больше укрепить их в обмане,  я внушаю  им нечто подобное учению церкви, а именно то, что существует неко торая преемственность знаний, которая называется наукой, и что утверждения этой науки так же непогрешимы, как и утверждения церкви.
А как только те, которые считаются деятелями науки, уверяются  в своей непогрешимости, так они, естественно, провозглашают за несомненные истины самые не только ненужные, но и часто нелепые глупости, от которых они, раз сказавши их, уже не могут отречься. Вот от этого-то я и говорю,  что до тех пор, пока я буду внушать им уважение, подобострастие к  той  науке,  которую я выдумал  для них,  они никогда не поймут того учения,  которое чуть было не  погубило нас.   

Название: Re: Значимые события
Отправлено: Евгений от 11 Сентября, 2014, 00:57:45
Продолжение...
ХI
- Очень хорошо. Благодарю, сказал  Вельзевул,  и  лицо  его  просияло. Вы стоите награды, и я достойно награжу вас.
- А нас вы  забыли, закричали в несколько голосов остальные  разношерстные,  маленькие,  большие,  кривоногие,  толстые,  худые  дьяволы.
- Вы что делаете? спросил Вельзевул.
- Я дьявол технических усовершенствований.
- Я разделения труда.
- Я путей сообщения.
- Я книгопечатания.
- Я искусства.
- Я медицины.
- Я культуры.
- Я воспитания.
- Я исправления людей.
- Я одурманивания.
- Я благотворительности.
- Я социализма.
- Я феминизма, закричали  они  все  вдруг, теснясь вперед  перед лицом Вельзевула.
- Говорите порознь и коротко,   закричал Вельзевул. Ты,  обратился  он  к дьяволу технических усовершенствований. Что  ты  делаешь ?
- Я внушаю людям, что чем больше они сделают вещей и чем ско рее они будут делать их, тем это для них будет лучше. И люди, губя  свои жизни для произведения вещей, делают их все  больше и больше,  несмотря на  то, что вещи эти не нужны  тем, которые заставляют их  делать, и недоступны тем, которые их делают.
- Хорошо. Ну а ты? обратился Вельзевул к дьяволу разделения  труда.
 Я внушаю людям, что, так как делать вещи можно скорее машинами, чем людьми, то надо людей превратить в машины, и  они делают  это, и люди, превращенные в машины, ненавидят тех, которые сделали  это над ними.
- И это хорошо. Ты? обратился Вельзевул к дьяволу путей сообщения.
- Я внушаю людям, что для их блага им нужно как  можно скорее  переезжать с  места на место. И  люди вместо того,  чтобы улучшать  свою жизнь  каждому на своих местах,  проводят большую часть  ее в  переездах с места на место и очень гордятся тем, что они в час могут проехать 50 верст и больше.
Вельзевул похвалил и этого.  Выступил  дьявол книгопечатания.  Его дело, как он объяснил, состоит в том, чтобы как можно большему  числу людей сообщить все те гадости, которые делаются и пишутся на  свете.
Дьявол искусства объяснил,  что он, под видом утешения и возбуждения возвышенных  чувств  в  людях,  потворствует  их порокам,  изображая их в привлекательном виде.
Дьявол медицины объяснил, что их  дело  обстоит  в том, чтобы  внушать людям, что самое важное для  них дело - это забота о своем  теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своем теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной.
Дьявол культуры объяснил, что внушает людям то, что пользование всеми теми делами, которыми заведуют  дьяволы технических усовершенствований, разделения  труда, путей сообщения,  книгопечата ния, искусства, медицины, есть нечто вроде добродетели и что человек, пользующийся всем этим, может быть вполне доволен  собой и не  стараться быть лучше.
Дьявол воспитания объяснил, что он внушает людям, что они могут, живя дурно и даже не зная того, в чем состоит хорошая жизнь,  учить детей хорошей жизни.
Дьявол исправления объяснил, что он учит людей тому, что, будучи сами порочны, они могут исправлять порочных людей.
Дьявол одурманивания сказал, что он научает  людей тому, что,  вместо того,  чтобы  избавиться  от страданий, производимых дурною  жизнью, стараясь жить лучше, им лучше забыться под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином.
Дьявол благотворительности  сказал,  что он, внушая людям то,  что,  грабя  пудами и давая ограбленным золотниками, они  доброде тельны и не нуждаются в усовершенствовании, он  делает их недоступными к добру.
Дьявол социализма хвастался  тем,  что во имя самого высокого  общественного устройства  жизни  людей  он возбуждает вражду между  сословиями.
Дьявол феминизма хвастался тем, что для  еще более усовершенствованного устройства жизни он, кроме вражды сословий, возбужда ет еще и вражду между полами.
-Я комфорт, -я моды! кричали и пищали еще другие дьяволы, подползая к Вельзевулу.
Неужели вы  думаете, что я так стар и  глуп, что не понимаю  того, что, как скоро учение о  жизни ложно, то все, что могло быть  вредно нам, все становится нам  полезным,   закричал Вельзевул и  громко  расхохотался.  Довольно. Благодарю всех, и,  всплеснув  крыльями, он вскочил на ноги.
Дьяволы  окружили  Вельзевула.  На  одном  конце  сцепившихся  дьяволов был дьявол в  пелеринке  изобретатель церкви, на другом  конце дьявол в мантии,  изобретатель  науки.  Дьяволы эти подали  друг другу лапы, и круг замкнулся.
И все дьяволы, хохоча, визжа, свистя и порская, начали, махая  и трепля хвостами, кружить и плясать  вокруг Вельзевула. Вельзевул  же, расправив крылья и трепля ими, плясал в середине, высоко зади рая ноги. Вверху же слышались крики, плач, стоны скрежет зубов.
17 ноября 1902
Название: Re: Значимые события
Отправлено: Александр Н-Р. от 11 Сентября, 2014, 11:00:06
Дело шло  хорошо, но я боялся, как бы  они не увидели слишком  очевидного обмана, и тогда я выдумал церковь. И когда они поверили  в церковь,  я успокоился: я понял, что мы  спасены и ад восстанов лен.
IV
- Что такое церковь? строго спросил  Вельзевул, не хотевший  верить тому, чтобы слуги его были умнее его.
- А церковь это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им  не верят, они всегда,  ссылаясь  на бога, говорят: "ей-богу правда  то, что я говорю". Это,  собственно,  и есть церковь, но только  с  тою особенностью,  что  люди, признавшие себя церковью, уверяются,  что они уже не могут заблуждаться, и потому, какую бы они глупость  ни сказали, уже не могут от нее отречься. Делается же церковь так:  люди уверяют себя и других, что учитель их, бог, во  избежание то го, чтобы  открытый им людям  закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни они или те,  кому они передадут  эту власть, могут правильно толковать  его  учение.  Так что люди,  считающие себя церковью, считают, что они в истине  не потому, что  то, что  они проповедуют, есть истина,  а потому, что  они считают  себя едиными  законными  преемниками учеников учеников учеников и,  наконец учеников  самого учителя бога.

А вот и квинтэсенция!!! Люди так и победили бы Дьявола, не придумай он церковь! ;) Ай да Толстой!
Название: Re: Значимые события
Отправлено: Александр Н-Р. от 11 Сентября, 2014, 11:03:54
А нас вы  забыли, закричали в несколько голосов остальные  разношерстные,  маленькие,  большие,  кривоногие,  толстые,  худые  дьяволы.
- Вы что делаете? спросил Вельзевул.
- Я дьявол технических усовершенствований.
- Я разделения труда.
- Я путей сообщения.
- Я книгопечатания.
- Я искусства.
- Я медицины.
- Я культуры.
- Я воспитания.
- Я исправления людей.
- Я одурманивания.
- Я благотворительности.
- Я социализма.
- Я феминизма, закричали  они  все  вдруг, теснясь вперед  перед лицом Вельзевула.

"Огласите весь список, пожалуйста!" ;)   8) :o ;D
Название: ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ? (Лев Николаевич Толстой)
Отправлено: Константин от 21 Сентября, 2014, 21:21:24
ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ? (Лев Николаевич Толстой)

I
Что такое употребление одурманивающих веществ — водки, вина, пива, гашиша, опиума, табака, и других, менее распространённых: эфира, морфина, мухомора? Отчего оно началось и так быстро распространилось и распространяется между всякого рода людьми, дикими и цивилизованными одинаково? Что такое значит то, что везде, где только не водка, вино, пиво, там опиум или гашиш, мухомор и другие, и табак везде?
Зачем людям нужно одурманиваться?
Спросите у человека, зачем он начал пить вино и пьёт. Он ответит вам: “так, приятно, все пьют”, да ещё прибавит: “для веселья”. Некоторые же, те, которые ни разу не дали себе труда подумать о том, хорошо или дурно то, что они пьют вино, прибавят ещё то, что вино здорово, даёт силы, то есть, скажут то, несправедливость чего давным-давно уже доказана.
Спросите у курильщика, зачем он начал курить табак и курит теперь, и он ответит то же: “так, от скуки, все курят”.
Так же, вероятно, ответят и потребители опиума, гашиша, морфина, мухомора.
“Так, от скуки, для веселья, все это делают”. Но ведь это хорошо так, от скуки, для веселья, оттого, что все это делают, вертеть пальцами, свистеть, петь песни, играть на дудке и т. п., то есть делать что-нибудь такое, для чего не нужно ни губить природных богатств, ни затрачивать больших рабочих сил, делать то, что не приносит очевидного зла ни себе, ни другим. Но ведь для производства табака, вина, гашиша, опиума часто среди населений, нуждающихся в земле, занимаются миллионы и миллионы лучших земель посевами ржи, картофеля, конопли, мака, лоз, табака, и миллионы рабочих — в Англии 1/8 всего населения — заняты целые жизни производством этих одурманивающих веществ. Кроме того, употребление этих веществ очевидно вредно, производит страшные, всем известные и всеми признаваемые бедствия, от которых гибнет больше людей, чем от всех войн и заразных болезней вместе. И люди знают это; так что не может быть, чтоб это делалось так, от скуки, для веселья, оттого только, что все это делают.
Тут должно быть что-нибудь другое. Беспрестанно и повсюду встречаешь людей, любящих своих детей, готовых принести всякого рода жертвы для их блага и вместе с тем проживающих на водке, вине, пиве или прокуривающих на опиуме или гашише и даже на табаке то, что или совсем прокормило бы бедствующих и голодающих детей, или, по крайней мере, избавило бы их от лишений. Очевидно, что если человек, поставленный в условия необходимости выбора между лишениями и страданиями своей семьи, которую он любит, и воздержанием от одурманивающих веществ, всё-таки избирает первое, то побуждает его к этому что-нибудь более важное, чем то, что все это делают и что это приятно. Очевидно, что делается это не так, от скуки, для веселья, а что есть тут какая-то более важная причина.
Причина эта, насколько я умел понять её из чтения об этом предмете и наблюдений над другими людьми и, в особенности над самим собой, когда я пил вино и курил табак, — причина эта, по моим наблюдениям, следующая.
В период сознательной жизни человек часто может заметить в себе два раздельные существа; одно — слепое, чувственное, и другое — зрячеё, духовное. Слепое животное существо ест, пьёт, отдыхает, спит, плодится и движется, как движется заведённая машина; зрячее духовное существо, связанное с животным, само ничего не делает, но только оценивает деятельность животного существа тем, что совпадает с ним, когда одобряет эту деятельность, и расходится с ним, когда не одобряет её.
Зрячее существо это можно сравнить со стрелкою компаса, указывающею одним концом на Nord, другим на противоположный — Sud и прикрытою по своему протяжению пластинкою, невидною до тех пор, пока то, что несёт на себе стрелку, двигается по её направлению, и выступающею и становящеюся видной, как скоро то, что несёт стрелку, отклоняется от указываемого ею направления.
Точно так же зрячее духовное существо, проявление которого в просторечии мы называем совестью, всегда показывает одним концом на добро, другим — противоположным — на зло и не видно нам до тех пор, пока мы не отклоняемся от даваемого им направления, то есть от зла к добру. Но стоит сделать поступок, противный направлению совести, и появляется сознание духовного существа, указывающее отклонение животной деятельности от направления, указываемого совестью. И как мореход не мог бы продолжать работать вёслами, машиной или парусом, зная, что он идёт не туда, куда ему надо, до тех пор, пока он не дал бы своему движению направление, соответствующее стрелке компаса, или не скрыл бы от себя её отклонение, так точно и всякий человек, почувствовав раздвоение своей совести с животною деятельностью, не может продолжать эту деятельность до тех пор, пока или не приведет её в согласие с совестью, или не скроет от себя указаний совести о неправильности животной жизни.
Вся жизнь людская, можно сказать, состоит только из этих двух деятельностей: 1) приведения своей деятельности в согласие с совестью и 2) скрывания от себя указаний своей совести для возможности продолжения жизни.
Одни делают первое, другие — второе. Для достижения первого есть один только способ: нравственное просвещение — увеличение в себе света и внимание к тому, что он освещает; для второго — для скрытия от себя указаний совести — есть два способа: внешний и внутренний. Внешний способ состоит в занятиях, отвлекающих внимание от указаний совести; внутренний — состоит в затемнении самой совести.
Как может человек скрыть от своего зрения находящийся пред ним предмет двумя способами: внешним отвлечением зрения к другим, более поражающим предметам, и засорением глаз, так точно и указания своей совести человек может скрыта от себя двояким способом; внешним — отвлечением внимания всякого рода занятиями, заботами, забавами, играми, и внутренним — засорением самого органа внимания. Для людей с тупым, ограниченным нравственным чувством часто вполне достаточно внешних отвлечений для того, чтобы не видеть указаний совести о неправильности жизни. Но для людей нравственно-чутких средств этих часто недостаточно.
Внешние способы не вполне отвлекают внимание от сознания разлада жизни с требованиями совести; сознание это мешает жить; и люди, чтоб иметь возможность жить, прибегают к несомненному внутреннему способу затемнения самой совести, состоящему в отравлении мозга одуряющими веществами.
Жизнь не такова, какая бы она должна быть по требованиям совести. Повернуть жизнь сообразно этим требованиям нет сил. Развлечения, которые бы извлекали от сознания этого разлада, недостаточны или они приелись, и вот для того, чтобы быть в состоянии продолжать жить, несмотря на указания совести о неправильности жизни, люди отравляют, на время прекращая его деятельность, тот орган, через который проявляются указания совести, так же как человек, умышленно засоривший глаз, скрыл бы от себя то, что он хотел бы видеть.
II
Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в веселье лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табака, а только в потребности скрыть от себя указания совести.
Иду я раз по улице и, проходя мимо разговаривающих извозчиков, слышу, один говорит другому: “Известное дело — тверезому совестно!”
Трезвому совестно то, что не совестно пьяному. Этими словами высказана существенная основная причина, по которой люди прибегают к одурманивающим веществам. Люди прибегают к ним или для того, чтобы не было совестно после того, как сделан поступок, противный совести, или для того, чтобы вперёд привести себя в состояние, в котором можно сделать поступок, противный совести, но к которому влечёт человека его животная природа.
Трезвому совестно ехать к непотребным женщинам, совестно украсть, совестно убить. Пьяному ничего этого не совестно, и потому, если человек хочет сделать поступок, который совесть воспрещает ему, он одурманивается.
Помню поразившее меня показание судившегося повара, убившего мою родственницу, старую барыню, у которой он служил. Он рассказывал, что, когда он услал свою любовницу горничную и наступило время действовать, он пошёл было с ножом к спальне, но почувствовал, что трезвый не может совершить задуманного дела... “Трезвому совестно”. Он вернулся, выпил два стакана припасённой вперёд водки и только тогда почувствовал себя готовым и сделал.
Девять десятых преступлений совершаются так: “для смелости выпить!”
Половина падений женщин происходит под влиянием вина. Почти все посещения непотребных домов совершаются в пьяном виде. Люди знают это свойство вина заглушать голос совести и сознательно употребляют его для этой цели. Мало того, что люди сами одурманиваются, чтобы заглушить свою совесть, — зная, как действует вино, они, желая заставить других людей сделать поступок, противный их совести, нарочно одурманивают их, организуют одурманивание людей, чтобы лишить их совести. На войне солдат напаивают пьяными всегда, когда приходится драться врукопашную. Все французские солдаты на севастопольских штурмах бывали напоены пьяными.
Всем известны люди, спившиеся с круга вследствие преступлений, мучивших их совесть. Все могут заметить, что безнравственно живущие люди более других склонны к одурманивающим веществам. Разбойничьи, воровские шайки, проститутки — не живут без вина.
Все знают и признают, что употребление одурманивающих веществ бывает последствием укоров совести, что при известных безнравственных профессиях одурманивающие вещества употребляются для заглушения совести. Все также думают и признают, употребление одуряющих веществ заглушает совесть, что человек пьяный способен на поступки, о которых он трезвый не решился бы и подумать. Все с этим согласны, но — странное дело! — когда следствием употребления одурманивающих веществ не являются такие поступки, как воровство, убийство и т.п.; когда одурманивающие вещества принимаются не вслед за какими-нибудь страшными преступлениями, а людьми профессий, которые не считаются нами преступными, и когда вещества эти принимаются не сразу в большом количестве, но постоянно в умеренном, то почему-то предполагается, что одурманивающие вещества уже не действуют на совесть, заглушая её.
Так, — предполагается, что выпивание русским достаточным человеком ежедневно перед каждой едой по рюмке водки и за едой по стакану вина, французом — своей полынной настойки, англичанином — своего портвейна и портера, немцем — своего пива, а зажиточным китайцем выкуривание своей умеренной порции опиума и курение при этом табаку делается только для удовольствия и нисколько не влияет на совесть людей.
Предполагается, что если после этого обычного одурманивания не совершено преступление, воровство, убийство, а известные поступки, глупые и дурные, то эти поступки произошли сами собой и не вызваны одурманиванием. Предполагается, что если этими людьми не совершено уголовного преступления, то им и нет причин заглушать свою совесть, и что та жизнь, которую ведут люди, предающиеся постоянному одурманиванию себя, есть жизнь вполне хорошая и была бы точно такой же, если бы люди эти не одурманивались. Предполагается, что постоянное употребление одурманивающих веществ нисколько не затемняет их совести.
Несмотря на то, что каждый по опыту знает, что от употребления вина и табаку настроение изменяется и перестает быть совестно то, что без возбуждения было бы совестно; что после каждого, хотя бы и мелкого, укора совести так и тянет к какому-нибудь дурману, и что под влиянием одурманивающих веществ трудно обдумать свою жизнь и своё положение, и что постоянное и равномерное употребление одуряющих веществ производит то же физиологическое действие, как и одновременное неумеренное, — людям, умеренно пьющим и курящим, кажется, что они употребляют одурманивающие вещества совсем не для заглушения своей совести, а только для вкуса и удовольствия.
Но стоит только серьёзно и беспристрастно, не выгораживая себя, подумать об этом, чтобы понять, что, во-первых, если употребление одурманивающих веществ сразу в больших размерах заглушает совесть человека, то постоянное употребление этих веществ должно производить то же действие, так как одурманивающие вещества действуют физиологически всегда одинаково, всегда возбуждая и потом притупляя деятельность мозга, будут ли они приняты в больших или малых приёмах; во-вторых, что если одурманивающие вещества имеют свойство заглушать совесть, то они имеют его всегда — и тогда, когда под влиянием их совершается убийство, воровство, насилие и когда под влиянием их говорится слово, которое не сказалось бы, думается и чувствуется то, что не думалось и не чувствовалось бы без них; и, в-третьих, что если потребление одурманивающих веществ нужно для того, чтобы заглушить их совесть ворам, разбойникам, проституткам, то оно точно так же нужно людям, занимающимся профессиями, осуждаемыми их совестью, хотя бы профессии эти признавались законными и почётными другими людьми.
Одним словом, нельзя не понять того, что употребление одурманивающих веществ в больших или малых размерах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу вызывается одною и тою же причиной — потребностью заглушения голоса совести, для того, чтобы не видать разлада жизни с требованиями сознания.
III
В этом одном причина распространения всех одуряющих веществ и между другими табака, едва ли не самого распространённого и самого вредного.
Предполагается, что табак веселит, уясняет мысли, привлекает к себе только как всякая привычка, ни в каком случае не производя того действия заглушения совести, которое признаётся за вином. Но стоит только повнимательнее вглядеться в условия, при которых проявляется особенная потребность в курении, для того, чтобы убедиться, что одурманение табаком, точно так же как и вином, действует на совесть и что люди сознательно прибегают к этому одурманению, особенно тогда, когда оно нужно им для этой цели. Если бы табак только уяснял мысли и веселил, не было бы этой страстной потребности в нём и потребности именно в известных, определённых случаях и не говорили бы люди, что они готовы пробыть скорее без хлеба, чем без табаку, и действительно, часто не предпочитали бы курение пище.
Тот повар, который зарезал свою барыню, рассказывает, что когда он, войдя в спальню, резнул её ножом по горлу и она упала, хрипя, и кровь хлынула потоком, то он заробел. “Я не мог дорезать, — говорил он, — и вышел из спальни в гостиную, сел там и выкурил папироску”. Только одурманившись табаком, он почувствовал себя в силах вернуться в спальню, дорезать старуху и разобраться в её вещах.
Очевидно, потребность курить в эту минуту была вызвана в нём не желанием уяснить мысли или развеселиться, а необходимостью заглушить что-то, мешавшее ему доделать задуманное дело.
Такую определённую потребность к одурманиванию себя табаком в известные, самые затруднительные минуты может заметить в себе всякий курящий. Вспоминаю за время своего курения, когда я чувствовал особенную потребность в табаке. Всегда это было в такие минуты, когда мне именно хотелось не помнить то, что я помнил, хотелось забыть, не думать. Сижу я один, ничего не делаю, знаю, что мне надо начать работу, и не хочется, — я закуриваю и продолжаю сидеть. Я обещал кому-либо быть у него в 5 часов и засиделся в другом месте; я вспоминаю, что я опоздал, но мне не хочется помнить это, — и я курю. Я раздражён и говорю человеку неприятное и знаю, что делаю дурно, и вижу, что надо перестать, но мне хочется дать ход своему раздражению, — я курю и продолжаю раздражаться. Я играю в карты и проигрываю больше того, чем то, чем я хотел ограничиться, — я курю. Я поставил себя в неловкое положение, я дурно поступил, ошибся, и мне надо сознать своё положение, чтобы выйти из него, но не хочется сознаться, — я обвиняю других и курю. Я пишу и не совсем доволен тем, что пишу. Надо бросить, но хочется дописать то, что задумал, — я курю. Я спорю и вижу, что мы с противником не понимаем и не можем понять друг друга, но хочется высказать свои мысли, — я продолжаю говорить и курю.
Особенность табака от других одуряющих веществ, кроме лёгкости одурманивания себя им и его кажущейся безвредности, заключается ещё и в его, так сказать, портативности, возможности прилагать его к мелким отдельным случаям. Не говоря уже о том, что употребление опиума, вина, гашиша сопряжено с некоторыми приспособлениями, которые не всегда можно иметь, табак же и бумагу всегда можно иметь с собой, и о том, что курильщик опиума, алкоголик возбуждает ужас, человек же, курящий табак, не представляет ничего отталкивающего, — преимущество табака перед другими дурманами то, что дурман опиума, гашиша, вина распространяется на все впечатления и действия, получаемые и производимые в известный, довольно продолжительный период времени, дурман же табака может быть направлен на каждый отдельный случай. Хочешь сделать то, чего не следует, — выкуриваешь папироску, одурманиваешься настолько, насколько нужно, чтобы сделать то, что не надо было, и опять свеж и можешь ясно мыслить и говорить; или чувствуешь, что сделал то, чего не следовало, — опять папироска; и неприятное сознание дурного или неловкого поступка уничтожено, и можешь заняться другим и забыть.
Но не говоря о тех частных случаях, в которых всякий курящий прибегает к курению не как к удовлетворению привычки и препровождению времени, а как к средству заглушения совести для поступков, которые имеют быть сделаны или уже сделаны, разве не очевидна та строго определённая зависимость между образом жизни людей и их пристрастием к курению?
Когда начинают курить мальчики? — Почти всегда тогда же, когда они теряют детскую невинность. Отчего люди курящие могут переставать курить, как скоро становятся в более нравственные условия жизни, и опять начинают курить, как только попадают в развращённую среду? почему игроки почти все курят? почему из женщин меньше курят женщины, ведущие правильный образ жизни? почему проститутки и сумасшедшие все курят? Привычка привычкой, но очевидно, что курение находится в определённой зависимости от потребности заглушения совести и что она достигает этой своей цели.
Наблюдение о том, до какой степени курение заглушает голос совести, можно сделать над всяким почти курильщиком. Всякий курильщик, предаваясь своей страсти, забывает или пренебрегает самыми первыми требованиями общежития, которого он требует от других и которое он соблюдает во всех других случаях, до тех пор, пока совесть его не заглушена табаком. Всякий человек нашего среднего воспитания признает непозволительным, неблаговоспитанным, негуманным для своего удовольствия нарушать спокойствие и удобство, а тем более здоровье других людей. Никто не позволит себе намочить комнату, в которой сидят люди, шуметь, кричать, напустить холодного, жаркого или вонючего воздуха, совершать поступки, мешающие и вредящие другим. Но из 1000 курильщиков ни один не постеснится тем, чтобы напустить нездорового дыму в комнате, где дышат воздухом некурящие женщины, дети. Если закуривающие и спрашивают обыкновенно у присутствующих: “вам не неприятно?” — то все знают, что принято отвечать: “сделайте одолжение” (несмотря на то, что некурящему не может быть приятно дышать зараженным воздухом и находить вонючие окурки в стаканах, чашках, тарелках, на подсвечниках или даже в пепельницах). Но если бы даже некурящие взрослые и переносили табак, то детям-то, у которых никто не спрашивает, никак не может быть это приятно и полезно. А между тем люди честные, гуманные во всех других отношениях курят при детях, за обедом, в маленьких комнатах, заражая воздух табачным дымом, не чувствуя при этом ни малейшего укора совести.
Обыкновенно говорят, и я говорил, что курение содействует умственной работе. И несомненно, что это так, если смотреть только на количество умственной работы. Человеку, курящему и потому перестающему строго оценивать и взвешивать свои мысли, кажется, что у него вдруг сделалось много мыслей. Но это совсем не то, что у него сделалось много мыслей, а только то, что он потерял контроль над своими мыслями.
Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество её будет ниже.
“Если я не курю, я не могу писать. Мне не пишется, я начинаю и не могу продолжать”, говорят обыкновенно, говорил и я. Что же это значит? А то, что тебе или нечего писать, или то, что то, что ты сейчас хочешь уже написать, ещё не созрело в твоем сознании, а только смутно начинает представляться тебе, и оценивающий живущий в тебе критик, не одурманенный табаком, говорит тебе это. Если бы ты не курил, ты или оставил бы начатое и подождал времени, когда то, о чём ты думаешь, уяснилось бы тебе, или постарался бы вдуматься в то, что смутно представляется тебе, обдумал бы представляющиеся возражения и напряг бы все своё внимание на уяснение себе своей мысли. Но ты закуриваешь, сидящий в тебе критик одурманивается, и задержка в твоей работе устраняется: то, что тебе трезвому от табаку казалось ничтожным, представляется опять значительным; то, что казалось неясным, уже не представляется таким; представлявшиеся тебе возражения скрываются, и ты продолжаешь писать, и пишешь много и быстро.
IV
“Но неужели такое малое, крошечное изменение, как лёгкий хмель, производимый умеренным употреблением вина и табаку, может производить какие-либо значительные последствия? Понятно, что если человек накуривается опиума, гашиша, напивается вина так, что падает и теряет рассудок, то последствия такого одурманения могут быть очень важны; но то, что человек находится под самым лёгким действием хмеля или табаку, никак не может иметь никаких важных последствий”, говорят обыкновенно. Людям кажется, что маленький дурман, маленькое затмение сознания не может производить важного влияния. Но думать так — всё равно, что думать то, что часам может быть вредно то, чтоб ударить их о камень, но что если положить соринку в середину их хода, то это не может повредить им.
Ведь главная работа, двигающая всею жизнью людской, происходит не в движении рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того, чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные.
Брюллов поправил ученику этюд. Ученик, взглянув на изменившийся этюд, сказал: “Вот чуть-чуть тронули этюд, а совсем стал другой”. Брюллов ответил: “Искусство только там и начинается, где начинается чуть-чуть”.
Изречение это поразительно верно и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения.
Истинная жизнь Раскольникова совершалась не тогда, когда он убивал старуху или сестру её. Убивая самую старуху и в особенности сестру её, он не жил истинною жизнью, а действовал как машина, делал то, чего не мог не делать: выпускал тот заряд, который давно уже был заложен в нём. Одна старуха убита, другая перед ним тут же, топор у него в руке.
Истинная жизнь Раскольникова происходила не в то время, когда он встретил сестру старухи, а в то время, когда он не убивал ещё и одной старухи, не был в чужой квартире с целью убийства, не имел в руках топора, не имел в пальто петли, на которую вешал его, — в то время, когда он даже и не думал о старухе, а, лежа у себя на диване, рассуждал вовсе не о старухе и даже не о том, можно ли или нельзя по воле одного человека стереть с лица земли ненужного и вредного другого человека, а рассуждал о том, следует ли ему жить или не жить в Петербурге, следует ли или нет брать деньги у матери, и ещё о других, совсем не касающихся старухи вопросах. И вот тогда-то, в этой совершенно независимой от деятельности животной области, решались вопросы о том, убьёт ли он или не убьёт старуху. Вопросы эти решались не тогда, когда он, убив одну старуху, стоял с топором перед другой, а тогда, когда он не действовал, а только мыслил, когда работало одно его сознание и в сознании этом происходили чуть-чуточные изменения. И вот тогда-то бывает особенно важна для правильного решения возникающего вопроса наибольшая ясность мысли, и вот тогда-то один стакан пива, одна выкуренная папироска могут помешать решению вопроса, отдалить это решение, могут заглушить голос совести, содействовать решению вопроса в пользу низшей животной природы, как это и было с Раскольниковым.
Изменения чуть-чуточные, а от них-то самые громадные, ужасные последствия. От того, что сделается, когда человек решился и начал действовать, может измениться много материального, могут погибнуть дома, богатства, тела людей, но ничего не может сделаться больше того, чем то, что залегло в сознание человека. Пределы того, что может произойти, даны сознанием.
Но от чуть-чуточных изменений, которые совершаются в области сознания, могут произойти самые невообразимые по своей значительности последствия, для которых нет пределов.
Пусть не думают, что то, что я говорю, имеет что-нибудь общее с вопросами о свободе воли или детерминизме. Разговоры об этих предметах излишни для моей цели, да и для чего бы то ни было. Не решая вопроса о том, может или не может человек поступать так, как он хочет (вопроса, по-моему, неправильно поставленного), я говорю только о том, что так как человеческая деятельность определяется чуть-чуточными изменениями в сознании, то (всё равно — признавая или не признавая так называемую свободу воли) надо быть особенно внимательным к тому состоянию, в котором проявляются эти чуть-чуточные изменения, как надо быть особенно внимательным к состоянию весов, посредством которых мы взвешиваем предметы. Надо, насколько это от нас зависит, стараться поставить себя и других в такие условия, при которых не нарушалась бы ясность и тонкость мысли, необходимые для правильной работы сознания, а не поступать обратно, стараясь затруднить и запутать эту работу сознания потреблением одуряющих веществ.
Человек ведь есть и духовное и животное существо. Человека можно двигать, влияя на его духовное существо, и можно двигать, влияя на его животное существо. Так же, как часы, можно двигать за стрелки и за главное колесо. И как в часах удобнее руководить движением через внутренний механизм, так и человеком — собой или другим — удобнее руководить через сознание. И как в часах пуще всего надо блюсти то, чем удобнее двигать серединный механизм, так и в человеке пуще всего надо блюсти чистоту, ясность сознания, которым удобнее всего двигать человеком. Сомневаться в этом невозможно, и все люди знают это. Но является потребность обманывать себя. Людям не столько хочется, чтобы сознание работало правильно, сколько того, чтобы им казалось, что правильно то, что они делают, и они сознательно употребляют такие вещества, которые нарушают правильную работу сознания.
V
Пьют и курят не так, не от скуки, не для веселья, не потому, что приятно, а для того, чтобы заглушить в себе совесть. И если это так, то как ужасны, должны быть последствия! В самом деле — подумать, какова была бы та постройка, которую строили бы люди не с прямым правилом, по которому они выравнивали бы стены, не с прямоугольным угольником, которым бы они определяли углы, а с мягким правилом, которое сгибалось бы по всем неровностям стены, и с угольником, складывающимся и приходящимся к каждому — и острому и тупому — углу.
А ведь благодаря одурманиванию себя это самое делается в жизни. Жизнь не приходится по совести, совесть сгибается по жизни.
Это делается в жизни отдельных лиц, это же делается и в жизни всего человечества, слагающегося из жизни отдельных лиц.
Для того, чтобы понять всё значение такого отуманения своего сознания, пускай всякий человек вспомнит хорошенько своё душевное состояние в каждый период своей жизни. Каждый человек найдёт, что в каждый период его жизни перед ним стояли известные нравственные вопросы, которые надо было ему разрешить и от разрешения которых зависело всё благо его жизни. Для разрешения этих вопросов нужно большое напряжение внимания. Это напряжение внимания составляет труд. В каждом его труде, особенно в начале его, есть период, когда труд кажется тяжёлым, мучительным, и слабость человеческая подсказывает желание оставить его. Физический труд представляется мучительным в начале его; ещё более мучительным представляется труд умственный. Как говорит Лессинг, люди имеют свойство переставать думать тогда, когда думанье начинает представлять трудности, и именно тогда, прибавлю я, когда думанье начинает быть плодотворным. Человек чувствует, что решение стоящих перед ним вопросов требует напряжённого, часто мучительного труда, и хочется отвильнуть от этого. Если бы у него не было внутренних средств одурманения, он не мог бы изгнать из своего сознания стоящих перед ним вопросов и волей-неволей был бы приведён к необходимости решения их. Но вот человек узнает средство отгонять эти вопросы всегда, когда они представляются, и употребляет его. Как только предстоящие к решению вопросы начинают мучить его, человек прибегает к этим средствам и спасается от беспокойства, вызываемого тревожащими вопросами. Сознание перестает требовать разрешения их, и неразрешённые вопросы остаются неразрешёнными до следующего просветления. Но при следующем просветлении повторяется то же, и человек месяцами, годами, иногда всю жизнь продолжает стоять перед теми же нравственными вопросами, ни на шаг не подвигаясь к разрешению их. А между тем, в разрешении нравственных вопросов и состоит всё движение жизни.
Совершается нечто подобное тому, что делал бы человек, которому через взмученную воду надо бы увидать дно, для того, чтобы достать драгоценную жемчужину, и который бы, не желая войти в воду, сознательно взбалтывал воду, как скоро она начинала бы отстаиваться и быть прозрачной. Всю жизнь часто стоит человек одурманивающийся неподвижно на том же, раз усвоенном, неясном, противоречивом миросозерцании, упираясь при всяком наступающем периоде просветления всё в ту же стену, в которую он упирался 10—20 лет тому назад и которую нечем пробить, потому что он сознательно притупляет то острие мысли, которое одно могло бы пробить её.
Пускай всякий вспомнит себя за тот период, во время которого он пьёт и курит, и пускай проверит то же самое на других, и всякий увидит одну постоянную черту, отличающую людей, предающихся одурманению, от людей, свободных от него: чем больше одурманивается человек, тем более он нравственно неподвижен.
VI
Ужасны для отдельных лиц, как описывают их нам, последствия потребления опиума и гашиша; ужасны знакомые нам последствия потребления алкоголя на отъявленных пьяницах; но без сравнения ужаснее последствия для всего общества того, считающегося безвредным, умеренного употребления водки, вина, пива и табаку, которому предаётся большинство людей, а в особенности так называемые образованные классы нашего мира. Эти последствия должны быть ужасны, если признать то, чего нельзя не признать: что руководящая деятельность общества — деятельность политическая, служебная, научная, литературная, художественная — производится большею частью людьми, находящимися в ненормальном состоянии, людьми пьяными. Обыкновенно предполагается, что человек, который, как большинство людей наших достаточных классов, употребляет алкогольные напитки при всяком принятии пищи, находится на другой день, в тот период времени, когда он работает, в совершенно нормальном и трезвом состоянии. Но это совершенно несправедливо. Человек, выпивший накануне бутылку вина, стакан водки или две кружки пива, находится в обычном состоянии похмелья или угнетения, следующего за возбуждением, и потому в умственно подавленном состоянии, которое усиливается ещё курением. Для того, чтобы человек, курящий и пьющий постоянно и умеренно, привёл мозг в нормальное состояние, ему нужно пробыть, по крайней мере, неделю или более без употребления вина и курения.
(Но отчего же люди непьющие и некурящие находятся часто на умственном и нравственном уровне несравненно низшем против людей пьющих и курящих? И почему люди пьющие и курящие часто проявляют самые высокие и умственные и душевные качества? Ответ на это, во-первых, тот, что мы не знаем той степени высоты, до которой достигли бы люди пьющие и курящие, если бы они не пили и не курили. Из того же, что люди духовно сильные, подвергаясь принижающему действию одурманивающих веществ, всё-таки произвели великие вещи, мы можем заключить только то, что они произвели бы ещё большие, если бы они не одурманивались. Очень вероятно, как мне говорил один мой знакомый, что книги Канта не были бы написаны таким странным и дурным языком, если бы он не курил так много. Во-вторых же, надо не забывать того, что чем ниже умственно и нравственно человек, тем менее он чувствует разлад между сознанием и жизнью и потому тем меньше он испытывает потребность одурманения и что потому так часто и бывает то, что самые чуткие натуры — те, которые болезненно чувствуют разлад жизни и совести, предаются наркотикам и погибают от них).
Этого же почти никогда не бывает. Так что большая часть всего того, что творится в нашем мире и людьми, управляющими другими и поучающими других, и людьми, управляемыми и поучаемыми, совершается не в трезвом состоянии. И пусть не принимают это за шутку или за преувеличение: безобразие и главное — бессмысленность нашей жизни происходят преимущественно от постоянного состояния опьянения, в которое приводит себя большинство людей. Разве возможно бы было, чтобы люди непьяные спокойно делали все то, что делается в нашем мире, — от Эйфелевой башни до общей воинской повинности. Без всякой, какой бы то ни было надобности составляется общество, собираются капиталы, люди работают, вычисляют, составляют планы; миллионы рабочих дней, пудов железа тратятся на постройку башни; и миллионы людей считают своим долгом взлезть на эту башню, побыть на ней и слезть назад; и постройка, и посещение этой башни не вызывают в людях никакого другого суждения об этом, как желание и намерение ещё в других местах построить ещё более высокие башни. Разве трезвые люди могли бы это делать? Или другое: все европейские народы вот уже десятки лет заняты тем, чтобы придумывать наилучшие средства убийства людей и обучать убийству всех молодых людей, достигших зрелого возраста. Все знают, что нападений варваров никаких быть не может, что приготовления к убийству направлены христианскими цивилизованными народами друг на друга; все знают, что это тяжело, больно, неудобно, разорительно, безнравственно, безбожно и безумно, — и все готовятся к взаимному убийству: одни, придумывая политические комбинации о том, кто с кем в союзе и кого будет убивать; другие, начальствуя над приготовляющимися к убийству, и третьи, подчиняясь против воли, против совести, против разума этим приготовлениям к убийству. Разве трезвые люди могли бы это делать? Только пьяные, никогда не вытрезвляющиеся люди могут делать эти дела и жить в том ужасающем противоречии жизни и совести, в которых не только в этом, но во всех других отношениях живут люди нашего мира.
Никогда, мне кажется, люди не жили в таком очевидном противоречии между требованиями совести и поступками.
Человечество нашего времени точно зацепилось за что-то. Точно есть какая-то внешняя причина, мешающая стать ему в то положение, которое ему свойственно по его сознанию. И причина эта — если не одна, то главная — это: то физическое состояние одурения, в которое вином и табаком приводит себя огромное большинство людей нашего мира. Освобождение от этого страшного зла будет эпохой в жизни человечества, и эпоха эта настаёт, кажется. Зло сознано. Изменение в сознании по отношению к употреблению одуряющих веществ уже совершилось, люди пон
Название: Re: Значимые события
Отправлено: Константин от 21 Сентября, 2014, 21:25:14
Цитата: ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ? (Лев Николаевич Толстой)
Пьют и курят не так, не от скуки, не для веселья, не потому, что приятно, а для того, чтобы заглушить в себе совесть. И если это так, то как ужасны, должны быть последствия! В самом деле — подумать, какова была бы та постройка, которую строили бы люди не с прямым правилом, по которому они выравнивали бы стены, не с прямоугольным угольником, которым бы они определяли углы, а с мягким правилом, которое сгибалось бы по всем неровностям стены, и с угольником, складывающимся и приходящимся к каждому — и острому и тупому — углу.
А ведь благодаря одурманиванию себя это самое делается в жизни. Жизнь не приходится по совести, совесть сгибается по жизни.
Это делается в жизни отдельных лиц, это же делается и в жизни всего человечества, слагающегося из жизни отдельных лиц.

Невольно вспомнились строки из Песни Песней:

Столь стремительным паденьем было тело человека, что от встряски небывалой Лимфу выделила Кровь, та же капнула на землю и свернуться не успела, как потомок ПРОТОТЕМА всё слизнул и был таков. Через это он увидел что такое ИСКРА СВЕТА и воспользовавшись Солнцем всех на веки ослепил, чтоб наружное сиянье, существующее где-то, для живущих заменило СВЕТ, что изнутри светил. Вплоть до смены дня и ночи ПРОТОТЕМ продумал сферу своего антивлиянья на сознание людей, снова к Мудрости прибегнув, он решил Любовь исторгнуть и внедрившись через Лимфу проливать стал Кровь везде. А взамен Любви Высокой, что в крови растворена, он решил состав придумать подходящий для себя и однажды догадался подключить наружный свет для брожения состава, чтоб безумство укреплять. Не прошло и полугода, как взыгравшее питьё под названием СУОМА было всюду введено. Тот кто принял это зелье становился сам не свой и ему что жить, что нежить становилось всё равно.
Название: Re: Значимые события
Отправлено: Александр Н-Р. от 11 Января, 2015, 00:17:06

Далай-лама: буря эмоций в мире постепенно уляжется

В эксклюзивном интервью РИА Новости "Океан-учитель" (как переводится титул Далай-ламы), рассказал о подлинной любви и родстве религий, о пагубности деления мира на "своих" и "чужих" и опасности Третьей мировой, о близости буддийского подхода с научным и об эволюции своих взглядов.


Далай-лама XIV Тензин Гьяцо — духовный лидер тибетского буддизма, распространенного и в России, провел для российских буддистов в преддверии Нового года в Дели учения, на которые приехали 1,5 тысячи человек. В эксклюзивном интервью РИА Новости "Океан-учитель" (как переводится титул Далай-ламы), которого верующие почитают эманацией бодхисаттвы сострадания Авалокитешвары, рассказал о подлинной любви и родстве религий, о пагубности деления мира на "своих" и "чужих" и опасности Третьей мировой, о близости буддийского подхода с научным и об эволюции своих взглядов. Беседовала Ольга Липич.

— Ваше Святейшество, в этом году на русском языке издана ваша книга "Мое путешествие в мир духовных традиций. Об основополагающем родстве вероисповеданий". В ней вы много пишете о католицизме и гораздо меньше о православии, хотя восточно-христианскую традицию отличают глубокий мистицизм и практики, близкие к буддийской медитации. С чем это связано? И что вы думаете об отношениях с православными в будущем?
— Так сложилось, что я лучше знаком с западной христианской традицией. А вот с восточным христианством мне приходилось сталкиваться гораздо меньше. Однако, насколько я знаю, в православной традиции существует линия преемственности христианской созерцательной практики, по сути очень похожей на буддийское начитывание мантр. Она изложена в сборнике трудов под названием "Добротолюбие" и заключается в непрерывной молитве, которую верующий произносит во время любых занятий, в любом месте, в любой час дня и ночи и даже во сне.
Мне хотелось бы больше встречаться с представителями православной церкви и обмениваться с ними мнениями о духовной практике. В дальнейшем я буду просить организаторов межрелигиозных встреч обязательно приглашать на них и православных.
— Нравственные заповеди, о которых вы пишете и говорите, в теистических религиях даются Богом-Творцом. В буддизме нет Творца, нет Абсолюта — откуда же тогда представления о нравственности? И какие из них наиболее важны сегодня?
— Любовь. Нужно развивать способность любить. Именно к этому призывают религии. Но обычно, говоря о любви, мы думаем в первую очередь о своих близких, друзьях. И это объяснимо, ведь простейший уровень эмоциональной заботы присущ человеку от природы, можно даже сказать, что это наше биологическое свойство. Однако такое чувство охватывает лишь узкий круг людей, оно пристрастно, к нему примешана большая доля привязанности.


Далай-лама рассказал, что такое настоящая любовьПодлинная же любовь — как та, что испытывает в теистических религиях Бог-Творец к своим созданиям, — беспристрастна. Такое чувство можно распространить даже на своих врагов. Ведь если рассуждать в контексте теистических традиций, наши враги — тоже создания Божьи. Один мой друг, мусульманин, как-то сказал: "Человек, серьезно занимающийся религиозной практикой, должен любить все творения Аллаха". Вот что значит любовь без предвзятости. Все крупные религиозные традиции призывают практиковать именно такую любовь. Это та общая основа, на которую все они опираются и которая позволяет им существовать бок о бок и взаимодействовать друг с другом, хотя в их философских воззрениях есть большие различия.
Теистические религии — христианство, ислам, иудаизм и другие — признают существование Бога-Творца. Нетеистические — такие как буддизм и джайнизм — делают упор на законе причинно-следственной связи. Есть различия во взглядах и среди теистических религий: христиане верят в Троицу (Бога-Отца, Сына и Святого Духа), а в иудаизме и исламе, например, такие представления отсутствуют. Но все они взывают к любви.
— Геополитическая ситуация, атмосфера в мире сейчас очень напряженная, это касается и России. Многие люди начали делить мир на "своих" и "чужих", ссорятся даже друзья, распадаются семьи, звучат опасения Третьей мировой войны. Как помочь людям вновь услышать друг друга? Как достичь умиротворения в условиях вооруженного конфликта или информационной войны?
— Действительно, ситуация очень непростая. Людей, вовлеченных в конфликт, переполняют сильные эмоции. Они неизбежно возникают, если мы возводим непреодолимый барьер между "своими" и "чужими". Когда эмоции захлестывают человеческий ум, вырываются из-под контроля, мы теряем способность к логическому мышлению. Мы перестаем обращаться к здравому смыслу и не способны увидеть, что все человечество по сути едино. В этих условиях остается только ждать, молиться и надеяться на то, что буря эмоций постепенно уляжется.
— Но, как вы думаете, некоторые боятся начала Третьей мировой войны небезосновательно? Может быть, войны и страдания миллионов людей приносят человечеству, планете своего рода очищение?


© РИА Новости. Ольга Липич (http://www.rian.ru/docs/about/copyright.html)
Не думаю, что Третья мировая война возможна - Далай-лама— Я только что побывал в Риме на всемирном саммите лауреатов Нобелевской премии мира. Мы обсуждали глобальные проблемы, в том числе и опасность развязывания ядерной войны. Один из участников дискуссии в своем докладе говорил о том, какой разрушительный ядерный потенциал накопило человечество, сколько у нас ядерных боеголовок, многие из которых в сотни раз превосходят по мощности атомную бомбу, сброшенную на Хиросиму. При использовании даже небольшой части этого потенциала пострадает весь мир. Это принесет не только смерти и разрушения в сам момент нанесения удара, но и повлечет за собой наступление ядерной зимы, новый ледниковый период. Слушая доклад, все присутствующие испытали настоящий ужас.
Перед началом Второй мировой войны многие ученые приложили огромные усилия для создания такого типа вооружения. Но в последнее время люди все больше говорят о том, как сократить ядерный арсенал. Многие считают, что его следует полностью уничтожить, избавить нашу планету от ядерной угрозы.
Я не думаю, что существует реальная опасность Третьей мировой войны. Едва ли кто-то осмелится применить ядерное оружие.
Разве что найдется сумасшедший, имеющий доступ к кнопке пуска.
— В России сегодня сложное экономическое положение, люди испытывают стресс и неуверенность в завтрашнем дне. Что делать в такой ситуации?
— Мне сложно ответить на этот вопрос. Конечно, живя в Индии, я стараюсь следить за новостями из европейских стран, России, Америки, Японии, Китая и других государств. Но я не могу дать конкретных рекомендаций. Это должны решать сами жители этих стран.
— В следующем году вам исполнится 80 лет. Менялись ли ваши взгляды, мировоззрение с годами и как?
Когда мне было 16 лет, на мои плечи легла ответственность за политическое руководство Тибетом. Это очень сильно изменило мою жизнь и образ мыслей. Затем, в 1954-55 годах, я побывал в Китае, где несколько раз встречался с Мао Цзэдуном. Между нами тогда установились необыкновенно теплые отношения, почти как между отцом и сыном. Это тоже существенно на меня повлияло.
Другим важным событием стала поездка в Индию в 1956 году — тогда я впервые оказался в свободной стране с демократической системой. А в 1959 году я стал беженцем и вот уже почти 56 лет живу в эмиграции.
За это время мне довелось встречаться со многими людьми из самых разных слоев общества: не только с представителями различных вероисповеданий, учеными, политиками, экономистами, специалистами в области образования, но также и с людьми, больными СПИДом, с уличными нищими… Более всего на мои представления повлияли встречи с учеными и религиозными лидерами.
Общение с последователями разных вероисповеданий укрепило меня в мысли, что все основные духовные традиции, невзирая на существующие между ними философские различия, несут послание о любви. Об этом говорится в книге "Мое путешествие в мир духовных традиций. Об основополагающем родстве вероисповеданий".

© РИА Новости. Ольга Липич (http://www.rian.ru/docs/about/copyright.html)
Буддийский подход близок современной науке - Далай-ламаА встречи с учеными показали, что буддийский подход в целом, и в особенности традиция древнеиндийского монастыря-университета Наланда, очень близок к современной науке. Буддизм призывает своих последователей все подвергать исследованию и анализу, проявлять здоровый скептицизм и ничего не принимать на веру. В какие бы привлекательные формы ни была облечена информация, мы тем не менее подвергаем ее более глубокому исследованию и экспериментам. Это весьма научный подход.
Мне очень нравится общаться с учеными, настоящими, беспристрастными учеными. В научной среде иногда попадаются люди, которых по-хорошему нельзя называть учеными. Честно говоря, в 1979 году во время моего первого визита в Россию, тогда это был еще Советский Союз, я встречался с советскими учеными, и взгляды некоторых из них показались мне немного предвзятыми (смеется).
— Что бы вы сказали жителям России, буддистам, которые ждут общения с вами в новом году?
— Российская Федерация — великое государство, которое играет важную роль на мировой арене. Я всегда говорю, что Россия — это своеобразный мост между Востоком и Западом. В России официально признаны четыре крупнейшие религии: христианство, ислам, иудаизм и буддизм. В состав Российской Федерации входят республики, в которых люди традиционно исповедуют буддизм традиции Наланда — той же самой традиции, которую изучают и хранят в Тибете. В силу этого нас исторически связывают тесные духовные узы. В свое время Далай-лама XIII установил контакты с российским императором Николаем II. Кроме того, во времена моего детства в стенах тибетских монастырей было очень много пожилых монахов — выходцев из Калмыкии, Тувы, Бурятии, а также Монголии, которые в свое время пришли в Тибет, чтобы изучать буддизм, и стали выдающимися учеными-философами.
Можно сказать, что наши народы — братья-близнецы. Мы все придерживаемся древней традиции Наланды, давшей миру великих мыслителей, среди которых я особо выделяю 17 пандит (ученых-наставников). В их числе Нагарджуна, Дхармакирти, Дигнага, Шантидева и другие.
Возвращение свободы вероисповедания способствовало началу возрождения буддизма в России и Монголии. Так, в Калмыкии десять лет назад был построен буддийский храм, который окружают статуи упомянутых выше 17 наставников Наланады. Это делает храмовый комплекс уникальным — больше нигде в мире такого нет. Статуи воздвигнуты по моему предложению, я также внес небольшое денежное пожертвование на строительство этого храма. А потому мне очень хотелось бы поехать туда, чтобы вместе с российскими буддистами помолиться в его стенах и даровать там учения.
К сожалению, пока политическая ситуация не позволяет мне поехать в Россию. На недавнем саммите в Риме я пошутил, что, хотя я лауреат Нобелевской премии мира и многие друзья считают меня хорошим человеком, в некоторых случаях я оказываюсь "нарушителем спокойствия" и мои визиты подчас доставляют неудобства. Но политика изменчива, как погода, так что я не теряю надежды на визит в Россию.